Ойраты появились в пространстве России в начале XVII в. Они не были завоеваны силой оружия, а добровольно прикочевали в Западную Сибирь. Россия в это время переживала политический кризис после поражения в Ливонской войне и экономическую разруху. Из Сибири ойраты переместились и заняли неосвоенные степные просторы между Волгой и Яиком. В русских источниках они упоминаются как калмыки. Со времен великого переселения народов это была последняя волна кочевников, которая прибыла из Азии в западном направлении.
Монголоидная внешность оказалась экзотикой для россиян, и со временем стало принято иметь крепостных калмыцкого происхождения, которых покупали в детском возрасте и держали при аристократических дворах, где «в XVII в. была мода на калмычат, как до того на арапчат» [www.nearyou.ru/argunov/0ar.html] , а также уродцев и редких животных. Яркой иллюстрацией той моды является известная работа П.Аргунова «Портрет калмычки Аннушки» (1767), воспитанницы В. А. Шереметевой, или портрет калмычки Буясты О.Кипренского. Как по другому поводу замечает М.Тлостанова, эти ориентальные изображения показывали варвара, который, согласно Н. Мальдонадо-Торресу, «в модерности как бы обретает новые коннотации — он становится расиализированным иным и эта расиализация как раз и отмечена радикальным сомнением в человеческой природе иного. Соответственно и легитимация проекта колонизации основывалась на сомнении или скептицизме, который помогал европейскому «я» самоутвердиться. Манихейский мизантропический скептицизм проявлял скепсис… по отношению к человеческому статусу рабов и порабощенных народов»[Тлостанова[L1] : 92].
После портретов Тропинина и Кипренского хочется напомнить и о небольшой гравюре европейского художника, известного как Федор Калмык. Найденный казаками в трехлетнем возрасте, мальчик был подарен Екатерине Второй, которая передарила его (как передаривают ненужные пустяки) своей матери. Он получил образование в Италии, а жил и работал в основном в Карлсруэ и Баден-Бадене. Эта гравюра-автопортрет, хранящаяся в отделе рисунка и гравюры Британской библиотеки, изображает немолодого калмыка в экзотической шапке. Кроме несомненной художественной ценности, потрясает текст, сопровождающий автопортрет, которым описал себя и свою жизнь немолодой художник:
Федор, калмыцкий раб, подаренный здравствующей императрицей своей матери маркграфине Баденской и из-за способностей к искусствам посланный оной в Рим учиться рисунку и гравюре, ныне он проживает в Карлсруэ и заслужил славу умного художника. (Перевод с англ. автора)
Это самоописание художника, в котором он указал о себе самое главное – калмыцкий раб, написано им по-английски, и вместо мягкого крепостной четко прописано slave.
Колониальное отношение к калмыкам, как и к другим инородцам, бывшее общим местом в жизни русского общества, проявлялось и в литературе. В стихотворении «Калмычке» А.С.Пушкина героиня представлена как неполноценное, некультурное существо, сконструированное из негативных коннотаций: не лепечет по-французски, не восхищается Сен-Маром, не ценит Шекспира. В своем «Путешествии в Арзрум» он писал:
Молодая калмычка, собой очень не дурная, шила, куря табак. Лицо смуглое, темно-румяное. Багровые губки, зубы жемчужные. Замечу, что порода калмыков начинает изменяться — и первобытные черты их лица мало-помалу исчезают. Я сел подле нее [Пушкин 1940, кн. 2, 1028].
Пушкин отмечает, что «порода калмыков начинает изменяться», значит, он не раз видел «калмычат» при столичных дворах и замечает динамику от «первобытности» (дикая краса) к цивилизации. Но и в таком еще далеком от культуры виде она привлекательна для русского поэта как сексуальный объект, как раз на те полчаса, что запрягали лошадей. Тем не менее тот факт, что великий поэт уравнивает простую калмычку и русскую дворянку (пусть в своем мужском потребительском отношении), казался калмыкам в советские годы лестным и не раз был отражен калмыцкими художниками.
Пушкин написал немало «ориенталистских» вещей о Кавказе и Крыме, но калмыки явно занимали его воображение и выделялись в особую категорию ориенталистских образов (здесь знаменитое «И друг степей калмык», и калмыцкая сказка о Вороне в «Капитанской дочке» и проч.), видимо, из-за экзотической внешности, но несомненно также потому, что они были ближе (при каждом большом дворе) и лучше известны.
Другой известный пример из русской литературы – роман И.Лажечникова «Ледяной дом», в котором исторически достоверно описывается «потешная женитьба» придворного шута князя М.А. Голицына на шутихе А. Бужениновой 6 февраля 1740 г. Женитьба князя-отступника Голицына на низкорослой, колченогой и чернявой шутихе была наказанием ему за переход в католичество для женитьбы на итальянке, вместо которой он вступал в брак с крещеной калмычкой. Свадебный поезд был устроен так, что молодожены сидели в специальной клетке, закрепленной на спине слона, а брачная ночь проходила в настоящем ледяном доме при температуре -35 С, и новобрачным разрешено было покинуть дом только в 8 утра. Авдотья Ивановна Буженинова, карлица Анны Иоанновны, уже до того потеряла имя, данное ей при рождении, приобрела русское ФИО и жила при дворе на потеху императрице, которая такое важное событие в жизни крепостной превратила в фарс и пытку, отказывая в самом человеческом статусе: что поделаешь – не повезло бедной: мало того, что из инородцев, но и крепостная, и карлица, так что в клетке самое место, подобно дикому животному. Трагической оказалась и ее семейная жизнь – через три года брака она умерла вторыми родами[ См. Бердников[L2] ].
За этими примерами, проявившимися в русской культуре, за несколькими человеческими судьбами остались факты из российской и калмыцкой истории: существенное сокращение земель под пастбища, политика христианизации, исход калмыков 1771 г. и последовавшая за этим ликвидация Калмыцкого ханства.
http://www.elzabair.ru/cntnt/lmenu/stati/vstrechnyj.html