В 1640г. состоялся съезд ойратских и монгольских феодалов в Джунгарии, собравшихся по инициативе ойратского Эрдени-Батур-хунтайджи. Участниками съезда являлись и калмыцкие тайши Урлюк и его сын Дайчин. Съезд предпринял попытку урегулировать взаимоотношения между ойратскими и монгольскими феодалами.
Собравшиеся, среди которых находились также представители высшего духовенства, утвердили так называемое «Великое уложение». В дополнение к нему во второй половине XVII в. джунгарский правитель Галдан-хан издал два новых указа. В дальнейшем, уже в XVIII в., при калмыцком хане Дондук-Даши законы были заново переработаны применительно к новым условиям жизни калмыков. «Великое уложение» — ценный источник для изучения социально-экономической истории, права, культуры и быта калмыцкого народа в XVII в.
Господствующим классом в калмыцком обществе были нойоны. Верхние ступени феодальной иерархии занимали тайши. Среди нойонов выделялись «большие тайши» — наиболее богатые и знатные люди, владевшие большими улусами, имевшие в своем распоряжении штат чиновников, знаменосцев, телохранителей и свои войска. Им подчинялись владельцы меньшего ранга — «младшие тайши» и зайсанри. В начале XVII в., как уже отмечалось выше, у прикочевавших к границам России калмыков насчитывалось 5 больших тайшей и 45 младших. Младшие тайши и зайсанги были правителями более мелких феодальных владений и должны были подчиняться большим тайшам, которым обязаны были платить подати (албан) скотом и нести другие повинности.
Натуральное хозяйство и кочевой образ жизни не способствовали созданию прочных связей между владельцами. Зависимость младших тайшей от больших зачастую была номинальной.
Феодалам принадлежало право управления и суда. Калмыцкое население делилось на большие группы, входившие в различные феодальные владения, именовавшиеся улусами.
Улусы делились на аймаки. Аймак — это объединение родственных между собой семей различных ветвей, происходящих от деления древних родов. Аймак имел одно общее кочевье — нутук. Правителями улусов были тайши, а аймаков — зайсанги. Управление улусами и аймаками передавалось по наследству. Аймаки делились на хотоны, которые составлялись из близких родичей. Правители улусов и аймаков опирались на кадры чиновников, тоже наследственных.
Одной из наиболее многочисленных групп чиновников были сборщики албана, в обязанности которых входило взимание налогов в пользу тайшей, наблюдение за выполнением других повинностей, а также за изменением в численности и хозяйственной обеспеченности отдельных семей. «Великое уложение» знает сборщиков с сорока кибиток — демчеев и с двадцати кибиток — шуленгов.
На практике власть тайшей, их вассалов и чиновников была почти неограниченной. По закону они могли «ради (исполнения) распоряжений, приказаний и законов государя» избить ослушника до смерти, за что не несли никакого наказания.
Жены тайшей играли видную роль в жизни улусов. В отсутствие главных тайшей их жены даже вели дипломатические сношения с соседними государствами. Казак Поспел Голубин с товарищами, посланный летом 1609 г. в улусы старшего тайши дербетоз Изенея, установил, что «большево де калмацково Изенея-тайши не стало, а владеет де всеми тайшами и всеми улусными людьми Изенеева жена Абай да Кошевчей-тайша». Значительное влияние на дела калмыков-торгоутов имели жены Дайчина и Мончака.
Феодалы командовали военными отрядами, составленными из всех способных носить оружие мужчин подвластных им улусов. Захваченное на войне имущество и взятые в плен ясыри также признавались собственностью тайшей. По их указанию производилось распределение добычи, львиная доля которой оставалась в руках феодалов.
Частые войны с соседями, усобицы и распри между тайшами ослабляли калмыков, вели к истощению сил народа, подрывали и без того неустойчивое кочевое хозяйство. Для феодальной же верхушки походы на соседей и военный грабеж служили важным источником обогащения. Поэтому тайши стремились держать в постоянной готовности свои дружины, а улусные люди обязаны были участвовать в этих походах.
Промежуточное положение в калмыцком обществе занимало сословие тарханов. Оно состояло из лиц, совершивших военные подвиги, в особенности спасших жизнь феодала в бою или оказавших ему другие важные услуги. Тарханы освобождались от повинностей и не несли наказаний за первые девять совершенных ими проступков. Звание тарханов было наследственным.
Феодалами следует считать и высших представителей ламаистского духовенства, имевших исключительно большое влияние на жизнь калмыцких улусов. Глава духовенства калмыков был крупнейшим феодалом. Он получал богатые дары от калмыцких тай-шей. Имеется свидетельство, что Дайчин в своих улусах собрал для подарка старшему ламе (кутухте) 20 тыс. жеребят. Тайши считали своим долгом лично посещать Тибет и наносить визиты далай-ламе. Иногда поездки на богомолье занимали много месяцев и даже исчислялись годами. Буддийская церковь освящала своим авторитетом власть нойонов, поддерживала феодалов в их борьбе против «черной кости». «Степное уложение» 1640 г., узаконившее эксплуатацию рядовых общинников феодалами и их чиновниками, было одобрено духовенством, права которого приравнивались к правам светских владетелей.
Зависимое население калмыцких улусов состояло из «черных людей» (хара кюн), имевших свои хозяйства, свой скот, но лишенных прав собственности на пастбищные угодья. Главные повинности простого человека по отношению к феодалу состояли в уплате ренты скотом и продуктами скотоводческого хозяйства, службе при ставке сеньора (сбор топлива и пр.), военной службе, участии в облавных охотах и подводной повинности.
В русских источниках XVII в. нет прямых указаний на такой вид отработочной ренты, как раздача феодалами своего скота на выпас «черным людям». Но едва ли можно сомневаться в наличии у калмыков этой типичной для кочевников формы феодальной ренты.
Не подлежит сомнению, что феодал имел самое широкое право распоряжаться судьбой зависимых людей. «Черные люди» не могли откочевать от своего сеньора. Уход рассматривался как бегство, и беглеца немедленно возвращали в распоряжение владельца. Феодальный сеньор мог продать, передать или просто подарить зависимого от него человека другому феодалу.
«Степное уложение» отмечает, что со старших тайшей, покинувших поле боя, в штраф включается кроме скота и панцирей еще 50 кибиток (т.е. семей) людей, с других феодалов — от 3 до 25 кибиток в зависимости от знатности и богатства. Естественно, что столь свободное распоряжение судьбой рядовых калмыцких семейств объясняется подчиненным, угнетенным положением этой части общества, эксплуатируемой феодалами.
Низшее звено калмыцкого общества составляли рабы, главным образом ясыри. Работорговля открывала перед феодалами дополнительные источники обогащения. Захваченное в качестве ясыря мирное население или отбитые в боях с соседями пленники-иноземцы обычно продавались калмыками на невольничьих рынках Средней Азии (в Хиве, Бухаре, Балхе). О бесправном положении раба свидетельствует один из пунктов законов 1640 г., устанавливающий одинаковое вознаграждение (одну лошадь) за спасение от пожара или воды раба, рабыни, лат и панциря. Раб не имел права быть свидетелем при судебном разбирательстве, за убийство своего раба господин вносил небольшой штраф скотом.
Феодальные отношения в кочевом калмыцком обществе тесно переплетались с патриархально-родовыми пережитками, сохранившимися главным образом в быту и семейной жизни. Ярким свидетельством силы родовых пережитков были и хотоны, состоявшие, как уже было сказано, из близких родичей, во главе со старейшиной данной группы (аха).
В соответствии с родовыми традициями калмыков содержание нетрудоспособных бедных и увечных осуществлялось за счет более зажиточных людей и всей общины, наблюдение за чем по указам Галдана-хана вменялось зайсантам и сборщикам.
Самой распространенной формой протеста являлось бегство рядовых калмыков от одних владельцев к другим. Вот почему калмыцкие тайши и монгольские феодалы на съезде 1640 г. условились о том, чтобы не принимать беглецов и возвращать их прежним господам. На владельцев, удерживавших у себя беглецов, налагался высокий штраф в размере 100 панцирей, 100 верблюдов и тысячи лошадей. Содействие побегу также запрещалось законом, а виновный нес материальную ответственность. За поимку перебежчика и возвращение его к прежнему владельцу назначалось вознаграждение лошадьми и баранами из принадлежавшего беглецу скота.
Феодальное законодательство о побегах по сути дела отражало тот факт, что зависимость рядовой массы калмыков от степных владетелей приближалась к крепостной. Одним из самых ярких проявлений закрепостительных тенденций всегда было ограничение или полное пресечение свободы передвижений феодально зависимого населения.
Законодательное запрещение побегов, однако, мало помогало феодалам. В 1659 г., например, торгоутские тайши Мончак и Манжик организовали погоню за бежавшими из их улусов подданными, которые намеревались уйти в «чужую землю».
Строго каралось по закону такое преступление, как оскорбление знатной особы. Одна из статей «Степного уложения» гласила: «кто оскорбит главного князя, того разорить». Большие штрафы налагались за оскорбление или избиение других феодалов и их чиновников. Если в краже скота уличался неимущий человек, он поступал во владение истца в качестве раба.
Также законодательно закреплено преступление в виде поджога «по злобе», «буде тем пожаром умертвит знатного человека». За этот проступок предусматривалось разорение виновника.