Депортация: детрадиционализация культуры. Депортация была не просто переселением людей, это было завершением, начавшейся после революции трансформации традиционной калмыцкой культуры. Она уничтожала прежние идентичности калмыков. Они утратили статус равноправных граждан Советского государства, их идентифицировали как предателей Родины. Калмыки лишились важных для них как носителей кочевой монгольской культуры ценностей, — достоинства и чести. Оснований для ущемления чувства собственного достоинства было более чем достаточно. Спецпереселенцы, приехав в Сибирь, столкнулись не только с холодом, голодом, отсутствием жилья, привычной пищи, да и всего уклада жизни, но и с враждебным отношением местного населения. К приезду калмыков среди сибиряков кем-то, скорей всего по заданию органов НКВД, распространялись слухи, что калмыки — людоеды.
Депортация сопровождалась изменениями культурной, социальной и географической среды обитания. Адаптация калмыков к жизни в Сибири происходила в контексте столкновения кочевой и земледельческой культур, столкновения разных языков, разных укладов жизни, разных телесных практик.Калмыки лишились традиционной калмыцкой системы хозяйствования — скотоводства. Внутри сообщества депортированных калмыков существовало расслоение, основой которого была степень сохранения традиционной культуры или, наоборот, степень вхождения в новую социалистическую культуру. Хозяйственный уклад калмыков — отгонное скотоводство способствовал сохранению традиционализма. Трудно было провести грань между своими и общественными овцами, если паслись они в одной отаре. Сельские калмыки — скотоводы до выселения вели полукочевой образ жизни. Рядом с домами всегда ставились кибитки.«А как Волга разливалась, все уходили далеко в степь, скот угоняли и свой, и колхозный. Ставили кибитки там и жили все лето. Степь зеленая была… кругом цветы… дрофы еще были».
Степняки-калмыки в массе своей не говорили по-русски, одеты были непривычно для русского глаза, ели и пили непонятную пищу, имели странные обычаи. Для того чтобы состоялась коммуникация, необходимо не только знание языка, но и наличие общего смыслового горизонта, очерчивающего миры их культур. В этой ситуации калмыки должны были выстраивать новую идентичность, возвращая утраченное достоинство и самоуважение.
Калмыцкий случай детрадиционализации культуры показателен тем, что в этом процессе свою роль сыграла депортация в Сибирь.
Ситуация, в которой оказались калмыки, была ситуацией экзистенциального кризиса, тем более для подростков и молодых девушек, кем тогда были наши рассказчицы. Для анализа этой ситуации используются материалы интервью, проведенных с женщинами-калмычками, пережившими выселение.
В истории Б. обнаруживается один смысловой центр — это труд, «работа». Лейтмотивом всех интервью является работа, а рефреном выступает тема власти.Здесь четко различается повседневность и то, что ее поддерживает, — в данном случае вся мощь советского идеологического аппарата, мощь пропаганды. Характерно, что никто из рассказчиков прямо не говорит о религии и религиозных санкциях, несмотря на то, что не только духовная культура калмыков, но и традиционный уклад определялся буддизмом.
Само слово работа имеет здесь несколько смыслов, и сам феномен работы выполняет разные функции. Когда слушаешь респондентов, понимаешь, что они оперируют различными смысловыми конструктами, когда говорят о своем труде. Здесь и социалистические концепты труда как жизненной потребности, языческие образы труда как источника материального и социального преуспеяния.Единственно легитимной формой деятельности для спецпереселенцев был труд. Калмыки должны были освоить новые виды труда, должны были приспособиться, чтобы не только не умереть, но и вернуть самоуважение, а это означало также найти средства для новой идентичности. В субъективной интерпретации рассказчицы труд играл здесь ключевую роль, выступал способом жизни. Центральной категорией, которой она оперирует, является работа. В истории одной из рассказчиц труд играет ключевую роль.
«А мы работали до смерти …Калмыки, знаешь, как работали, головы не поднимали. Калмыки насчет работы о-о-о! Они же говорили — только калмыков держим… Калмыки страшно работали…»
Идея о том, что «калмыки много работали», «тяжело работали» лейтмотивом проходит через весь рассказ.
«А так знаешь, как калмыки работали. Утром в 7 часов уже работали. А так калмыки, знаешь, как работали уууу…»
Все события повседневной жизни — дружба, межэтнические конфликты, отношения с властью рассказчица описывает, используя концепт работы. Так, характеризуя мифологизированную причину негативного отношения к калмыкам — они людоеды, она обращается к работе. В ее глазах справедливость была восстановлена представителем власти — директором потому, что калмыки работали, в отличие от немцев. Рассказчица говорит о конфликте, случившемся между молодыми калмычками и русской и немками, которые, предъявляя им обвинение в каннибализме, не давали калмычкам есть картошку.
«Большие уже дети были, такие как мы. Директор очень сильно ругал на одну, она уже взрослая была, старше нас. А после того они перестали. Директора фамилия то ли Киров, то ли Рожков, фамилия его. Забыла я. Знаешь, немки вместе с русской из села не давали нам есть картошку. Людоеды, говорят.»Конфликт произошел в пятидесятые годы, то есть через десять лет после того, как они попали в Сибирь.
«Это 51-52 год. Кема, она учетчицей работала, молча пошла к начальству. Молча, мы ждем ее: где Кема, где Кема, нет, нет. Мы сели ждем, не едим. Сидим, сидим. Приехала с начальством. Ящик поставили. Эх, девчатам разгон дали. Она жаловаться поехала. А мы не знали. Директор ругал их. Директор, бригадир, все приехали. Директор ругался. Потому что калмыки работали, немцы не работали. Почему они не давали (картошку)? Они били нас, ругались, считали, подражая русским, что мы людоеды (калм)».
Фактически в первый период пребывания калмыков в Сибири происходила их стигматизация властями, местным населением и спецпереселенцами-немцами, прибывшими в Сибирь раньше калмыков. К ним применялись следующие стигматы этнической идентификации:
• предатели Родины;
• людоеды;
• не владеют русским языком или плохо говорят по-русски;
• нечистоплотны;
• имеют странные обычаи.
Все это не могло не сказаться на статусных изменениях. В итоге калмыки утратили статус равноправных граждан Советского государства и стали идентифицироваться как предатели Родины. Более того, они почти утратили статус человека из-за обвинений в каннибализме.
Как можно было изменить статус и снять стигматы?
Для спецпереселенцев существовала только одна легитимная сфера — труд. Респондент Б. рассказывает о событиях своей жизни, используя именно эту категорию. Даже на вопрос о том, были ли у нее подруги, она отвечает, рассказывая о том, как тяжело и много они работали.
Рассказчица, как и многие из ее поколения, так или иначе, оправдывает пребывание калмыков в Сибири. Разумеется, никто не соглашается с вердиктом властей о предательстве.Калмыки должны были выстраивать новую идентичность, возвращая утраченное достоинство и самоуважение. Помимо доблестного труда, способами повышения этнического статуса было приобретение расположения властей, усвоение практик опрятности.Пребывание в Сибири было в глазах респондентов опытом приобретения новых умений, новых способов хозяйствования.
«Жили трудно. Картошку сажали. В Джакуевке не сажали, в Сибири научились картошку, последние 6-7лет, тесто ставили, картошку, огурцы, капусту. Оставалось даже, не успевали собирать. Все, кроме помидор. Теплицы были у нас в совхозе. Совхоз передовой был, очень хороший!»
Вновь и вновь рассказчица Б. обращается к теме власти и ее представителей, которая уважает калмыков, потому, что они хорошо трудятся.
«Бригадир, агроном очень хорошие были, на пекарне говорили, вот такие девчата придут — оставьте им хлеб (калм). Нам давали хлеб. Потому что мы работали — они нас уважали».
Тема досуга всплывает в ее сознании только после нарративного импульса. На вопрос, как гуляла молодежь, она отвечает рассказом о дом-бристке. Ее воспоминание о домбристке радостное, но даже здесь она использует лексику, выражающую сверх-усилия — «танцевали до упаду».
«Эээ шамур делали, здесь один шамур, там шамур… Еще как танцевали. В большой землянке, человек 20, пол водой поливали и танцевали. На домбре Сарпинская Ляля играла. Как она играла … без устали (калм.)! Танцевали до упаду. Оййй Мукаевы, где жили. У жены был очень хороший характер. Он женился, очень большую землянку строил. Жена чай варила, картошку, такая женщина была! Тетя Соня, какая она женщина была! У них двое девчат было тогда, трое от первой жены. Она старше нас была. И это …до упаду танцевали. Та Ляля немного водки пила, ребята принесут немножко водки ей . и играет она на домбре. Струны делали из кишок бараньих. Из Сарпинскогорайона она была (калм).
Ой, как гуляли… Шамур горит, черный дым идет, черные все (смеется). Керосин наливали. В консервной банке. После гулянки все черные…(смеется). подвале, когда работаешь, тоже черные, девчата потом смеялись, ты черная, ты черная… После гулянки выходишь черная…».
И вновь возникает тема власти, которая уважительно относится к калмыкам, посещая калмыцкие свадьбы.
«…Потом свадьбы начали делать. На свадьбы начальство приходило, один день — калмыки, другой —русские, конторские начальники. Моя сестра выходила (замуж)…, ваш отец женился. Тоже все начальники были. Директора-миректора отдельно были, в отдельной землянке. Знаешь, как гуляли, ууй!»
Она вспоминает о социалистических стимулах труда, знаках публичного порицания или поощрения — почетная грамота или «галоша», когда хочет оправдать калмыков через работу. Хотя калмыкам не давали грамоты, зато «давали на платье», «одеколон-модеколон, чулки». Для нее это косвенное признание трудового вклада калмыков.
«Передовой наш совхоз был. Как праздник, начальство железнодорожное приезжало, премии давали.Калмыкам не давали, калмыки под комендатурой (калм.). Одна русская Шура Новоселова, в свинарнике работала, почетную грамоту ей (смеется) давали. А нам давали на платье, одеколон-модеколон, чулки. А наши парни, знаешь, есть ведь языкастые калмыки, говорили, эй, работайте, работайте, почетную грамоту Новоселовой Шуре дали, а вам ничего не дают». (Смеется).
Говоря о работе калмыков, она подразумевает труд женщин. Из ее рассказа следует, что девушки-калмычки работали самоотверженно, а парни — нет. В ответе на вопрос о том, были ли калмыки, кто плохо работал, она называет парней.
«Ай, не знаю, плохо кто работал … если есть … стенгазете писали, в галошу сажали. Все время парней сажали, все время сидели в галоше. Нарисованная галоша. А мы работали до смерти, они же лодыри (смеется). Всё сидели в галошах… Парни все. Калмыки, знаешь, как работали, головы не поднимали. Калмыки насчет работы о о о! Они же говорили — только калмыков держим. А немцев мало было, они в теплице работали. Калмыки страшно работали. Начальство знало»
С гордостью она рассказывает о младшей сестре, руками которой был построен один из районов Астрахани.
«Младшая сестра живет. Она ЦКК строила. Чумашкаева ее фамилия. Все пятиэтажки все через нее прошли. Она как приехала из Сибири, так и строила ЦКК».
Таким образом, труд для молодой девушки стал смыслообразущим центром жизни, ресурсом идентичности, способом реабилитации в глазах общества. Несмотря на тяготы подневольного труда, в этой ситуации он стал способом возвращения уважения к калмыкам, средством идентичности, способом выстраивания отношений с властью.
Можно высказать гипотезу, что власть и ее действия интерпретируются в смыслах традиционного буддийского сознания, то есть как нечто, данное кармически. Нужно помнить также о такой черте калмыков, как законопослушность. Возможно, это было одним из ресурсов, благодаря которому калмыки сумели выжить.Другим средством повышения своего этнического статуса для спецпереселенцев калмыков стал русский язык. Что происходило с калмыцким языком в этот трагический для калмыков период?
Все рассказчицы отмечали важность знания русского языка, который использовался как средство адаптации, как инструмент идентификации. Дело в том, что многие взрослые калмыки, а тем более дети, депортированные в Сибирь, не говорили по-русски. Знание или незнание русского языка определялось наличием и возможностью контактов с русским населением. Так, если астраханские калмыки, жившие в приволжских селах, или донские калмыки, жившие казачьих станицах Дона и Сала, имели тесные контакты с русскими, то калмыки, жившие в степи, мало контактировали с русскими и, соответственно, по-русски не говорили. Разумеется, городская калмыцкая культура была уже социалистической и по форме, и по содержанию. Что касается степняков — людей, живших в степи, на чабанских точках, то они сохранили традиционную культуру.
Маркером, показывающим, насколько калмыки трансформировались в условиях депортации, было владение русским языком.
Знание русского языка отмечалось всеми рассказчицами как положительное качество:
«А по-русски мы знали, в школу же ходили… Я четыре класса неполных кончила…»
Незнание русского языка являлось поводом для насмешек и издевки со стороны русских:
«Мы в деревне жили, втроем с мамой язык знали. Над теми, кто русский язык не знал. — издевались (калм.)».
Незнание русского языка отмечалось как причина неспособности постоять за себя:
«А, разные были, (калм.) насмехаться — насмехались, бить — били, толкать — толкали, (калм.) кидать — кидали. Всякие были… А мы русский язык знали, спуску им не давали…»
Рассказчицы подчеркивают, что знание русского языка являлось маркером образованности человека:«С дедом заочно познакомились.(смеется). Он, знаешь, какой грамотный был, письмо написал. Знаешь, какой грамотный был. Он учился вместе с моей сестрой. Они в русской школе учились, в Лебяжьем… не в калмыцкой, а русской школе. от поэтому они по-русски хорошо знают».
Знание русского языка было условием успешной самореализации. Депортация привела к изменению статуса калмыцкого языка в восприятии самих калмыков.
Свою роль в успешной адаптации спецпереселенцев калмыков к суровым условиям Сибири сыграла такая черта их менталитета как оптимизм. Данная черта сформировалась под влиянием буддийской религии, согласно которой предаваться унынию — значить впадать в грех. Об этой черте писал еще в восемнадцатом веке Георги: «Калмыки отважны, в несчастьях не унывают, и состоянием своим довольны. Женщины их проворны, в обхождении смелы и к делам весьма прилежны».
Таким образом, процесс детрадиционализации социальной жизни калмыков на уровне повседневности был завершен в условиях депортации. Депортация
• способствовала изменениям в идентичности калмыков;
• изменила традиционные категории восприятия мира;
• стала причиной утраты калмыками родного языка;
• разрушила сложившиеся социальные структуры. Детрадиционализация осуществлялась самым жестоким, но парадоксально эффективным способом.
Язык: этнический или родной. Современные исследователи пишут о языковой трагедии у калмыков, большая часть которых не владеет калмыцким языком. По мнению ученых, корни этого следует искать в депортации64. Нельзя не согласиться с тем, что депортация сыграла свою драматическую роль в том, что калмыки перестали говорить на своем родном калмыцком языке. Однако, возникает резонный вопрос. Почему ситуация с родным языком у чеченцев и ингушей, также переживших депортацию, совершенно иная, почему они говорят на своих языках?
Причины этого, кроются, на мой взгляд, в основаниях культуры калмыков. Так же как ислам, буддизм пронизывает всю культуру, оформляет все стороны жизни человека. Нормы повседневного поведения являлись буддийскими по своему происхождению. Однако существенное отличие буддизма от ислама заключается в его толерантности. Возможно, толерантный характер культуры калмыков и стал причиной апроприации русского языка в ситуации, когда это было наиболее удобным способом адаптации и выживания.
Тот русский язык, который усвоили спецпереселенцы и на котором они говорят сейчас, отличается от нормативного русского языка. Конечно, в данном случае мы имеем дело с разговорным русским языком, в котором прилагательные употребляются значительно реже, чем существительные, глаголы, местоимения, наречия65. Разговорный русский язык респондентов характерен тем, что в нем преобладают существительные и глаголы. Это скорее язык действий, команд, императивов. Для выражения эмоций рассказчицы используют междометия или восклицания. Прилагательные и местоимения используются тогда, когда они выражают существо явления, а не какие-то нюансы, подчеркивания. Например, рассказчица, рассказывая о выселении, использует слова: «товарный вагон», или, «кирпичный завод», или «ручная работа», «саратовская гармонь». Достаточно часто рассказчица употребляет местоимение «наши», что вообще, характерно для традиционного сознания, в котором «Я» не выделяется.По-видимому, свою роль сыграла интерференция со стороны калмыцкого языка. Особенность калмыцкого языка заключается в том, что в нем указанные части речи менее значимы, чем в русском. Если русский язык — это язык прилагательных, как об этом говорят иногда, то калмыцкий язык — язык глаголов. Образ мира калмыка, выраженный в его родном калмыцком языке, — это мир кочевника. А кочевник — это, прежде всего, воин, который сражается за право пасти свой скот на степных пространствах. Экономическую основу кочевнической культуры составляют скотоводство и война. В обоих случаях наличествует постоянное движение, кочевник перегоняет свои стада по степи, с одной кочевки на другую. Необходимо время, чтобы степь восстановила себя после пастьбы. Кочевник ищет новые пастбища по мере того, как увеличиваются его стада, а значит, воюет с теми, кто претендует на место в степном пространстве.
В традиционном обществе понятие труда обозначает не только производительный труд, но и такие виды труда, которые в индустриальном обществе не считают трудом. Анализируя разнообразные древнегреческие термины труда, Гринбаум отмечает, что Гесиод говорит о спортивном труде, поэтическом труде и военном труде. Пиндар использует термин «труд» в значении «военный труд» — «труды военного времени», «труды троянской войны». Такое толкование характерно для традиционного мировоззрения. Термин «труд» обозначает усилия, направленные на достижение какой-либо цели, при этом неважно, как она достигается, какими средствами, путем созидания или разрушения. Для экономики докапиталистических обществ большое значение имели не только производство (земледелие, ремесло, скотоводство) или торговля, но и война. Война воспринималась как работа. Развитие значения «война-работа» характерно для многих языков, например, тюркских.
Война шла рука об руку с торговлей. В доиндустриальную эпоху одним из способов торговли было принудительное навязывание одними своего партнерства другим. В международном разделении труда кочевые и оседлые земледельческие культуры необходимо дополняли друг друга, так как восполняли недостающие предметы производства и потребления путем торговли. Торгующие стороны оценивали выгодность или невыгодность обмена. В случае несогласия заинтересованная в продаже своих товаров сторона навязывала их силой. Так, вся история отношений кочевников и земледельцев разыгрывалась как драма вокруг торговли скотом, кожей, с одной стороны, и зерновыми и мануфактурой, с другой, стороны связывали отношения торговли — войны. В течение столетий история взаимоотношений северных варваров, к которым относились также предки калмыков — западные монголы, с Поднебесной была серией конфликтов и столкновений. Причина проста — необходимость установления товарообмена. Северные варвары хотели менять свои кожи, меха, мясо и прочие продукты кочевого хозяйства на порох, шелка, утварь и прочие блага китайской цивилизации.Если взглянуть на проблему преобладания глаголов в калмыцком языке, то становится понятным, почему калмыцкий язык — это язык действий, а не определений. Свою роль в формировании такого русского калмыцкого языка, в котором меньше определений, чем глаголов, сыграл, по-видимому, тот факт, что со спецпереселенцами общались на языке императивов, на языке команд. Это была жизнь под комендатурой, калмыки должны были отмечаться в комендатуре и не могли покинуть поселение без специального разрешения коменданта.
Что же произошло дальше с таким русским языком? Используясь в межпоколенной трансляции культуры, такой калмыцкий русский стал повседневной речью молодых поколений. Несомненно, такой язык существенно повлиял на усвоение нормативного русского языка, преподаваемого в школе.
Сегодня лингвисты говорят о существовании разных английских языков — британском, американском, канадском, индийском, нигерийском и других английских. Английский язык является государственным языком не только в Британии или США, но и в Индии, Нигерии. Думаю, здесь уместна аналогия между индийским английским языком и калмыцким русским языком. Язык выполняет различные функции. Русский язык, став средством коммуникации в этническом сообществе, начинает исполнять и другие функции, ранее исполнявшиеся этническими языками. Лингвисты полагают, что русский язык для многих нерусских стал единственным средством межнационального общения. С другой стороны, этнические языки, утрачивая прежние функции, начинают выполнять прежние функции в иной форме. Русский язык выполняет интегрирующую и дифференцирующую функции, функции трансляции культуры.
Калмыки сегодня в массе своей русскоязычный народ. Как отмечают социолингвисты, у калмыков уровень языковой лояльности превышает 90 %, хотя в действительности владеют калмыцким языком гораздо меньше калмыков. Сравнение итогов последних двух переписей населения показывает, что владение калмыцким снизилось с 1989 по 2002 г. более чем на 7 процентных пункта, а русским, наоборот, выросло почти на 6 пунктов. Как совершенно справедливо утверждает Д.Д. Богоявленский, вместо двуязычия происходит вытеснение калмыцкого языка русским, пока медленное, но, очевидно, ускоряющееся в связи с уходом старших поколений71. В то же время почти 90 % калмыков продемонстрировали высокий уровень языковой лояльности к калмыцкому языку и указали в документах последней переписи населения калмыцкий язык в качестве родного. Не зная языка, калмыки в документах переписи населения указывали, что говорят по-калмыцки. Язык в данном случае выступает как символический ресурс этнической идентификации. И это несмотря на то, что уже на протяжении трех десятилетий у школьников-калмыков, как отмечают эксперты в области образования, калмыцкий язык относится к числу наименее любимых предметов.Анализ материалов исследования «Современная молодежь: семья, образование, национальная культура» показывает, что взаимосвязи между владением родным языком и этнической принадлежностью не существует. Так, коэффициент сопряженности между вопросами «Какой язык Вы считаете родным?» и «Насколько важно для Вас осознавать себя представителем своего этноса?» составляет всего 0,12. Иначе говоря, для самоидентификации молодого калмыка не имеет значение, какой язык он считает родным — русский или калмыцкий. Зато обнаруживается взаимосвязь между этим вопросом и другим: «На каком языке Вы разговариваете?». В этом случае коэффициент сопряженности составляет 0,34. Это означает, что лишь треть опрошенных, считающих себя калмыками, говорит и понимает по-калмыцки.В связи с этим встает важный вопрос сохранения калмыков как этноса. Языковая трагедия — это ведь трагедия гибели этноса. Однако калмыки используют разные средства для самосохранения этноса. Это уже указанная языковая лояльность, где калмыцкий язык исполняет символическую роль этноидентификатора. Кроме языковой лояльности калмыками используется такой ресурс, как национальный театр, который ставит спектакли на калмыцком языке. При этом во время спектакля зрители-калмыки часто используют наушники для перевода, которыми оснащены кресла в театре.
Перевод пьесы на калмыцкий язык означал наряду с изменением языка изменение смыслов, заложенных в пьесе, так как языки традиционных культур не располагают достаточными ресурсами для выражения смыслов европейской культуры.
Кому адресована пьеса Мольера, сыгранная по-калмыцки, кто является ее реципиентом?
Если же речь идет о двуязычном зрителе-калмыке, то он персонифицирует в себе интеркультурное взаимодействие. Он, стоящий на меже двух культур, воспринимает пьесу Мольера, поставленную на калмыцком языке. Как и что он воспринимает во время спектакля, будучи би-культурным зрителем? Одно дело, когда зритель владеет только одним языком, тогда те смыслы, которые конструируются в процессе перевода и трансляции универсалий европейской культуры в национальную культуру, однозначно интерпретируются благодаря существующим в культуре основаниям. Переводчик пьесы и режиссер, устанавливая основания смыслов пьесы, исходят из того, что существует единое основание смыслов, которое выступает как система, однозначно устанавливающая смыслы, право интерпретации в этом случае присваивается вначале переводчиком, затем постановщиком пьесы. Зритель попросту не знает иного и не может произвести редукцию смысла к объективному смыслу, заданному культурной универсалией. Иное дело бикультурный зритель, владеющий двумя языками, знакомый с универсалиями европейской культуры, что создает возможность и дает ему право самому интерпретировать смыслы, заложенные в спектакле. При этом нужно иметь в виду, что на самом деле воспринимает культурные универсалии, транслированные в русскую культуру, выступающие уже не во французском, а в русском обличии. В этой связи было бы любопытно интерпретировать опыт восприятия этого спектакля калмыцкой диаспорой во Франции, так как французские калмыки имеют прекрасную возможность увидеть постановку пьесы на языке оригинала, во французской среде.
Подводя некоторые итоги, следует сказать, что главная причина утраты языка кроется в советской модернизации, которая изменила традиционную культуру калмыков. Депортация лишь ускорила процесс ассимиляции калмыков. Отказ калмыков от своего этнического языка в пользу русского был обусловлен не только объективными причинами, но и субъективным выбором калмыков, стремящихся занять более высокую ступень в социальной иерархии. Вследствие утраты этнического языка перед калмыками встал вопрос о сохранении себя как этноса, так как этнический язык является важным этноидентифицирующим фактором и способом выражения культуры. Данная ситуация в какой-то мере разрешается при помощи использования калмыцкого языка как символического средства этнической идентификации. Помимо языка в процессе этнической самоидентификации играют роль свойственные традиционной калмыцкой культуре телесные практики, традиции и обычаи, сохранению которых уделяется большое внимание со стороны властей и общественности. Особая роль принадлежит возрождающемуся в республике тибетскому буддизму, учение и обрядовая практика которого активно усваиваются калмыками.
Калмыцкая молодежь сегодня В начале 1990-х гг. мне довелось по разным служебным делам побывать в Прибайкалье — на Ольхоне, в Горном Алтае, Туве. Поскольку это национальные регионы, то местные коллеги, узнав о том, что я калмычка, с радостью спешили сообщить, что «здесь у них живет один калмык, он работает прокурором». Позже, переехав в Самару, я обнаружила среди 159 самарских калмыков одного прокурора на пенсии, другого — молодого и действующего.
Можно, конечно, пошутить, что прокурор — это калмыцкая профессия. На деле данный случай демонстрирует, во-первых, способность к адаптации калмыков, во-вторых, их образованность, в-третьих, перенасыщенность кадрами высокой квалификации в республике. Приведенная далее диаграмма наглядно демонстрирует динамику доли калмыков, имеющих высшее образование.
Далее остановимся подробнее на результатах упомянутого массового опроса по анкете «Современная молодежь: семья, образование, национальная культура». Непосредственным объектом исследования является калмыцкая и русская студенческая молодежь Республики Калмыкия в сравнении с якутской и русской молодежью Республики Саха (Якутия). Использовались также интервьюирования экспертов.Следует отметить, что лишь 33,3 % опрошенных калмыков — горожане, против 56,7 % русских. Таким образом, большая часть опрошенных калмыков являются выходцами из села и из поселков городского типа. По мнению экспертов — школьных учителей, городские школьники ориентированы на получение образования в крупных российских мегаполисах — Москве, Санкт-Петербурге, Волгограде, Ростове-на-Дону, Саратове. Здесь играют роль качество образования и финансовые возможности родителей.
Зададимся вопросом, действительно ли национальные регионы, о которых идет речь, являются территориями, где традиционная культура сохраняется и воспроизводится в виде неотрадиционализма?
Если обратиться к результатам опроса, то выясняется, что представления молодых калмыков о своем народе позволяют положительно ответить на поставленный вопрос. Сначала обратим внимание на следующее. Они полагают, что калмык обладает такими чертами, как религиозность (так считают 79,6 % респондентов), традиционность (78,4 %), чувство собственного достоинства (73,2 %), оптимизм (71,3) %), следование совести, а не закону (70,4 %), коллективизм (69,3 %), уважение к старшим (66,4 %), надежда на себя, а не судьбу (65,8 %), стремление к сотрудничеству (60,3%).
Отношение молодежи к сохранению традиций является положительным. Так, 84,2 % калмыков и 68,7 % русских в Калмыкии считают, что традиции и обряды нужны в наши дни. Ситуация в Якутии несколько иная. Здесь лишь 68,2 % саха (якутов), 58,2 % русских и 59,5 % представителей коренных малочисленных народов Севера (КМНС) дали положительный ответ на данный вопрос.
Ответы говорят о сохранении преемственности традиционной культуры — 66,0 % калмыков, 64,9 % русских в Калмыкии узнали о традициях от матери . Ответы респондентов обнаруживают значимую роль школы и вуза в сохранении традиций — 23,1 % калмыков и 15,8 % русских Калмыкии отметили такую роль.
В Якутии ответы были несколько иными: узнали о традициях от матери лишь 45,1 % саха, 48,4 % представителей КМНС и 40,5 % русских. Роль школы и вуза отметили 14,5 % опрошенных саха, 5,5 % русских и 14,3 % представителей КМНС.
Молодежь соглашается с тем, что молодые люди должны уважать знания и мудрость своих предков, закрепленную в обрядах и традициях. Так считают 52,3 % калмыков и 41,9 % русских в Калмыкии. Что касается Республики Саха (Якутия), то согласились с этим 35,1 % саха, 26,4 % русских
и 35,7% КМНС.
Молодежь осознает тот факт, что традиции и обряды (ритуалы) объединяют людей в сообщество, то есть способствуют появлению социального. Традиции «помогают чувствовать себя частью народа» — так считают 23,3 % калмыков и 37,2 % русских в Калмыкии, 21,5 % саха, 11,4 % русских в Якутии и 11,9 % КМНС. В социальной антропологии ритуалы рассматриваются как способы конституирования сообществ в самых разных общественных сферах. Без ритуалов социальное невозможно. Признаками ритуала являются сакральный (выделенный из будней) характер действия, укорененность во времени и пространстве, публичность, коллективность75.
Рис. 5.3.1. Динамика доли лиц с высшим образованием среди калмыков и русских в поколенчес-ком разрезе (по материалам переписи 2002 г.)
Подавляющее большинство респондентов-калмыков указывают, что участвуют в ритуалах жизненного цикла. Они имеют существенное значение для конституирования не только самого сообщества, но и идентичности ее членов. Ритуалы представляют собой репрезентации социальной жизни, предоставляющие субъекту возможность поучаствовать в них76. Так приобретается опыт социального. Ритуалами сопровождаютя основные этапы жизненного цикла — рождение, половое созревание, женитьба, развод, смерть. Их сакральное и социальное значение раскрывается у калмыков при помощи буддийской религии. Ламу приглашают для совершения ритуалов, необходимых при рождении, смерти, женитьбе. В ритуале как действии представляются и выражаются рождение, смерть, женитьба и одновременно даются в опыте и подтверждаются коллективные религиозные установки.
Любопытная картина обнаруживается при сравнении ответов на вопрос о религиозности у разных национальных групп. Так, считают себя верующими 71,8 % калмыков и 67,2 % русских в Калмыкии. Ситуация в Якутии совершенно иная. Лишь 12,5 % саха, 31,3 % русских и 11,9 % КМНС считают себя верующими. Колеблются между верой и неверием 22,3 % саха, 20,9 русских и 21,4 % КМНС. Неверующих, но положительно относящихся к религии: саха — 29,5 %, русских — 13,9 %, КМНС — 28,6 %.
По-нашему мнению, в конструировании религиозности важная роль принадлежит религиозным учреждениям — церкви, хурулу, дацану. Ситуация с саха и представителями коренных малых народов Севера объясняется тем, что они относятся по своему происхождению к культуре, где важную роль играл шаманизм. Шаманизм не имеет такой организационной структуры как РПЦ или буддийские организации, следовательно, располагает меньшими возможностями для конструирования религиозности.
Следует сказать, что религиозность молодежи заключается в следовании ритуалам, но не в знании вероучения. Болыиинство молодежи плохо представляет себе главные положения вероучения той религии, к которой себя причисляют.
Итак, молодые калмыки считают себя и свой народ религиозным, полагают, что традиции должны воспроизводиться и следуют им. Должен был бы последовать вывод, что традиционная культура калмыков сохранилась. Но так ли это? Является ли сознание современной калмыцкой или якутской молодежи традиционным?
Ответ может быть только отрицательным. Сознание современного калмыка или иного представителя традиционной культуры коренным образом отличается от сознания его предков, живших в традиционной культуре. Традиционное сознание подверглось коренной ломке в первые годы советской власти.
Советский опыт модернизации был весьма успешным проектом детра-диционализации, которая осуществилась и на уровне повседневности77.
Приведенная ранее диаграмма о доле лиц с высшим образованием среди калмыков является наглядной иллюстрацией этого. Согласно переписи населения 2002 г., именно в поколении калмыков, родившихся в 1943-1947 гг., она наивысшая — 33,4 %. Если сравнить с русскими, то доля лиц, имеющих высшее образование, у этого поколения составляет 23,0 %.
Итак, мы можем заключить, что культура современных калмыков, уровень образования которых превосходит уровень образования русских, не может определяться как традиционная. Тогда почему калмыцкая молодежь стремится сохранить традиции и следовать им?
Ответ может быть один: они являются важным ресурсом этничности. Традиционная культура предоставляет ресурсы этничности, позволяет сохранить и реализовать этничность даже в условиях, когда большинство народа является русскоговорящим и не владеет или слабо владеет этническим языком.
Речь, конечно, не идет о традиционном обществе в котором, если говорить в терминах М. Вебера, доминируют социальные связи, основанные на традиции. Та традиционная культура, в которую были включены народы досоветской эпохи, отличается от существующей сегодня традиционной культуры.
В сегодняшнем хозяйстве традиционными являются методы его ведения у скотоводов Калмыкии, Якутии, Монголии. Однако такое хозяйство является традиционным лишь по использованию традиционных методов, но не по экономическим целям. В советское время такой целью был план. Сегодняшнее хозяйство частника-оленевода ориентировано на рынок и прибыль, а значит, является товарным, в отличие от дореволюционного традиционного хозяйства.
Скот, будучи в дореволюционном хозяйстве основой богатства, выступал также в качестве единицы его измерения. Такая традиция сохранилась до настоящего времени. Крупные покупки в селах Калмыкии и сегодня измеряются не в прямом денежном выражении, а количеством голов скота, «отданных» за покупку . Тем не менее, в данном случае речь идет о товарном хозяйстве, в котором деньги символически обозначаются как головы скота.
В современном хозяйстве калмыков, саха, других народов, сохраняющих традиционную культуру, сохраняются также обрядовые практики, выполняющие защитные функции, призванные оградить скот от недугов, злого умысла и т. д. Исполнение таковых свидетельствует о том, что в сознании скотоводов сохраняется магический пласт, свойственный традиционному сознанию.
Традиционализм выражается в ориентации на такие традиционные ценности, как дети, здоровье, труд. Однако уровень ориентации на село и ценности скота — одной из важнейших ценностей кочевников-калмыков у молодежи весьма низок (табл. 5.3.1).
| Ценности | Саха | Русские | Калмыки | Монголы | ||||
| % | Ранг | % | Ранг | % | Ранг | % | Ранг | |
| Иметь детей | 92 | 3 | 83 | 3-4 | 94 | 2 | 68 | 7 |
| Иметь хорошее здоровье | 96 | 1 | 93 | 1 | 95 | 1 | 96 | 1 |
| Жить в сельской местности | 6 | 20 | 5 | 19-0 | 8 | 18 | 10 | 17 |
| Иметь свой скот | 7 | 19 | 5 | 19-20 | 42 | 11 | 42 | 12 |
| Иметь постоянную работу по своей профессии | 82 | 5 | 78 | 5 | 76 | 5 | 79 | 3 |
| Иметь хорошее образование | 94 | 2 | 92 | 2 | 86 | 3 | 95 | 2 |
| Трудиться | 84 | 4 | 83 | 3-4 | 86 | 4 | — | — |
В то же время важной для молодежи является ценность образования, которую нельзя отнести к числу маркеров традиционного сознания. Ранг данной ценности весьма высок. При этом многие из респондентов планируют продолжение образования: в вузе — 55,1 % калмыков против 52,5 % русских в Калмыкии; в аспирантуре и магистратуре — 10,2 % калмыков против 7,7 % русских. Продолжение образования в пределах региона намерены осуществить 36,8 % калмыков против 18,6 % русских. В Центральной России — Москва, Петербург — 54,35 % калмыков против 72,9 %, русских в Калмыкии.
| Виды идентичности | Очень важно | Важно | Не важно | |||
| Саха | Калмыки | Саха | Калмыки | Саха | Калмыки | |
| 1. Гражданская (гражданин России) | 51 | 56 | 40 | 35 | 8 | 6 |
| 2. Республиканская | 41 | 65 | 41 | 26 | 18 | 6 |
| 3. Этническая | 38 | 62 | 42 | 26 | 16 | 8 |
| 4. Глобальная (гражданин мира) | 32 | 37 | 37 | 29 | 29 | 27 |
Как видно из таблицы, ответы студентов-калмыков отличаются от ответов студентов-саха. Если для саха наиболее значимой является идентичность гражданина России, то для калмыков — этническая и республиканская идентичность. Вместе с тем идентичность гражданина России у калмыков, хотя и уступает республиканской, но по значимости выше, чем у саха. Отсюда можно заключить, что для молодого калмыка вопрос о его идентичности является очень важным и разрешается он признанием в качестве равных республиканской и этнической идентичности. Но при этом высока степень важности общегражданской идентичности. Молодой человек идентифицирует себя как гражданина России.
Неожиданно высоким оказался показатель идентичности гражданина мира у обеих сравниваемых групп. Формирование такой идентичности объясняется влиянием факторов глобализации. Молодые люди все активнее входят в медийное пространство, живут в медийной реальности, в которой нет территориально-географических границ.
Значимость этнической идентичности для обеих групп студентов обнаруживается при анализе полноты этничности. 82 % калмыков и 81 % саха считают, что в современных условиях каждый человек должен осознавать свою национальную принадлежность и одновременно знать язык и культуру своего народа. Эту группу можно назвать традиционалистами. Гораздо меньше — 8,6 % калмыков и 10 % саха полагают, что важно осознавать свою национальную принадлежность, а знать язык, культуру народа не обязательно. В то же время присутствуют среди опрошенных и «космополиты», считающие, что не имеет особого значения осознание человеком своей национальной принадлежности, знание национального языка и культуры. Но их доля является незначительной: у калмыков — 6 %, усаха—7%.
Таким образом, анализ ценностных ориентаций калмыцкой молодежи показывает, что ресурсы традиционализма используются молодыми людьми как маркеры этнической идентичности. Несмотря на сохранение некоторых традиционных ценностей, в целом молодежь ориентирована не на традиционную культуру, материальной основой которой является сельское хозяйство, а на городскую.
https://ecodelo.org/10765-53_opyt_akkulturatsii_sovetskii_melting_pot-evraziiskii_mir_tsennosti_konstanty_samoorganizats